Феденька снова усиленно вглядывается во тьму и на этот раз как будто улавливает вдали какое-то призрачное блистанье. «Да, да!—решает он.— Там и взаправду запрятан клад». Каурая лошадь, совсем близко подойдя к костру, мягко дышит над самой головой мальчика и все что-то однообразно прожевывает и никак не может дожевать... Феденька переводит взгляд на нее, и вдруг желание вскочить и нестись верхом к далекому кургану охватывает его до нетерпеливой дрожи. И ночь стоит такая добрая и тихая, воздух так бодряще свеж, в груди от него такая здоровая крепость, что Феденьке все сейчас кажется возможным. К тому же вон и на востоке матово забрезжило: утро, наверно, подступает,— ехать будет светло, и ни в какой овраг не скатишься!..
«Сейчас, сейчас! — думает Феденька.— Сейчас дедушка с братаней задремлют, а я вскочу на каурую и умчусь к кургану искать клад!»
Ларионыч и правда готов заснуть. И хотя отсветы костра оживляют его лицо, но видно, что морщинки и складки на лбу и около губ покойно вытянулись и словно приготовились ко сну.
«Да скорей, скорей засыпайте!» — волнуется Феденька. Но тут неожиданно с реки доносится плаксиво-тоненький пароходный гудок, за ним другой — басовитый, за ним еще один тоненький... И вот уже гудки уносятся в степь, с резким уханьем отдаются в оврагах, гоняются друг за другом и замолкают лишь около дальних дубовых рощиц на горизонте... Архип подползает к самому обрыву и всматривается вниз; Ларионыч вскидывает голову, вслушиваясь: каурая лошадь вздрагивает нагретым шелковистым боком.
— Да, никак, это караваны! — громко произносит Ларионыч.— Это они, верно, на жигулевскую стройку везут грузы.
— Конечно, туда! — подхватывает Архип и, ухватившись за куст, перевешивается вниз, отчего слова звучат глуховато, отдаленно.— Машины, небось, везут, ма
териалы разные... Вон сколько барж!.. А как отыщут здесь строительный камень, тогда и от нас баржи поплывут. Ох, и загудит тогда на реке!
Глубоко во тьме блистает холодная Волга, и по ней вереницами тянутся крошечные тени пароходов и барж с красными, зелеными и просто белыми огоньками, а вокруг судов дрожат па воде теплые, светлые, тающие отражения. Когда же смолкнут гудки — отчетливо донесется задумчиво-размеренное пыхтение машин, шлепанье колес по воде и шум воды — бормочущий, невнятный.
