На конце ее трепещет флаг и болтаются подвешенные кирзовые сапожищи с металлическими подковами, которые нет-нет и блеснут, как далекие, недосягаемые звездочки. Взглянув на сапоги, сказав: «Хорошие ичиги!», парень в шароварах разувается и, босой, на ходу поплевывая на руки, подходит к человеку с тонкой, прозрачной бородкой, называет себя: «Абрай Закиров, колхоз «Первое мая». Человек с бородкой подводит его к другим босоногим парням — претендентам на кирзовые сапоги — и достает судейские часы.
— Нахметдинов! — выкрикивает он гортанно, и мужчина в подвернутых штанах, довольно уже пожилой, кидается к гладкому, как стеклышко, столбу. Смачно сплюнув себе на ладони, он обхватывает руками дерево и, обжимая его ступнями, цепко, по обезьяньи, начинает карабкаться ввысь, причем его выпущенная рубашка полощется не хуже флага. Она, должно быть, кажется столболазу чертовски тяжелой, впитавшей весь его пот. Еще два-три рывка — и он, обессиленный, под смех зрителей, съезжает вниз и хлопается задом о землю.
Один за другим карабкаются новые столболазы; почти все они достигают вершины и тут же, в доказательство своей ловкости, легонько приударяют рукой по кирзовым сапогам, а иной и флага коснется, погасит на миг его трепет в своем кулаке, потом молнией скользнет вниз. Судья же, поглядывая па часы, отмечает в блокноте карандашом время каждого из соперников: кто быстрей забрался, тому и быть победителем.
Наконец вызывают Абрая. Оп вразвалочку, с ленцой, подходит к столбу, па миг задумывается, затем начинает медленно стаскив
ать с себя шаровары, снимает рубашку.
— Это нечестно! — выкрикивает пожилой человек из неудачников и потирает ушибленный при неловком падении зад; по судья молчаливым взглядом как бы благословляет все рассудительно-неторопливые движения Абрая, тем более что оп последний столболаз и можно подождать.
Абрай остается в одних трусах. Все видят крепкое, загорелое тело со сгустками выпуклых мускулов,— они чугунно отсвечивают на солнце, как гири, и вызывают всеобщее восхищение у зрителей, а у соперников — завистливые взгляды. Но не успевают и те и другие отдаться сполна на волю своих чувств, как Абрай, словно ветром подхваченный, подобный тому бумажному лоскутку, который в виде «письма» запускают мальчишки по нитке к парящему «змею», уже возносит рывками свое литое тело ввысь и дотрагивается до кирзовых сапог.
