— Быстрей, Ефрем!.. Шторм начинается!..
Наконец Ефрем добрался до костра, сел на чурку
и вместе со всеми стал тянуть клейкую, прогорченную дымом уху. А котел на шестке раскачивался, словно маятник, и чтобы попасть в него ложкой, приходилось привставать.
— Да скорей ешьте! — покрикивал Трофим Васильевич.— До шторма надо подкрепиться. Может, до утра зарядит, стервец... Фу-ты, ну-ты, пожаловал! — Старый плотогон поднялся, подставив ветру распахнутую грудь; сатиновая рубаха туго надулась, и он сразу сделался огромным.— Да и охота вам есть-то? — прибавил он, поморщившись.— Неужто это уха?.. Поганая уха!
— Ну, знаете! — вскипел Жора.— Да вам, знаете, сама Аленушка подтвердит, что уха на славу удалась. Уха- то с перчиком!
— Кончай еду! — не выдержав, пригрозил Трофим Васильевич. Он стоял, накрепко расставив ноги, точно забив их между бревен.— Все по своим местам! А вы, Алена,— кивнул он девушке,— от края подальше подайтесь с чемоданом, не то всю прополощет волнами.
Плотогоны разошлись, чиркая брезентовыми штанами.
Догорающий огонь сухо пошелестел на ветру и скоро затих; из-под котла теплой пылью взлетел в воздух пепел...
Проходя краем плота, Ефрем видел, как от сильного порыва ветра повалился шалаш; ветви его затопорщились и гнусаво зажужжали.
«Ох, и ветрище!—жмурился Ефрем.— Так и выдергивает из рук багор, так и выдергивает!..»
Волны тяжко, с хлопками, рушились на бревна. Пружинисто скакали вокруг бледные, будто перепуганные, бакены.
— Ого-го-го-о! — молодецки кричал Трофим Васильевич из тьмы, пронизанной брызгами.— Все ли в порядке?
— Порядочек! — отзывался лихой голос Жоры.
— Все в порядке! — тоненько выкрикивал Ефрем, хотя бревна у него под ногами ходуном ходили.
Впереди тревожно гудел буксир, выдыхая мохнатые искры.
«А что же это здесь скрипит? — Ефрем резко остановился и ткнул впереди себя багром.— Неужели канат трется?.. Вдруг лопнет? Унесет тогда наплотку... А тут еще девушка с нами едет. Будет йогом рассказывать, как мы плоты отправляем па стройку...»