Много еще и других затейных историй, в которых быль — та же сказка, поведал «Хочешь — верь, хочешь — нет» своим постояльцам; а те разнесли их по белу свету. Всех привечает бойкий ярославец добрым словом, всех потчует сказаниями о морских чудесах, хотя чудеснее всяких чудес он сам — потомок русских сказителей, певец нови советской.
По Унже
Буксир с плотами плыл но Унже. Темнело. Поросшие елями берега казались недобрыми, ершистыми, и чудилось, что там, впереди, они наглухо сталкиваются.
Ефрем сидел у шалаша. Грустно и горьковато пахло увядшими листьями.
А на другом конце
длинного плота горел костер. Рыжий, он мягко покачивался, осыпая воду мохнатыми искрами.
У костра чему-то смеялись старый плотогон Трофим Васильевич и Жора, парень лет двадцати.
«Им весело и нет дела до меня,— думал Ефрем,— И всегда они одни разговаривают...»
Между бревен с сосущим звуком терлась сонная черная вода.
«И Жорка презирает меня. Хил ты, говорит, соку в тебе мало. Видом своим, дескать, нас, плотогонов ядреных, позоришь... А не знает того, что я с малых лет на Унже рос. И отец мой тут плоты сплавлял, и дед еще...»
На блеклом небе распласталась огромная туча. Из нее тянуло сырым ветром. Первые звезды зябко подрагивали.
Вдруг Жора и Трофим Васильевич разом стихли: к плоту с чмоканьем пристала лодка.
— Добрые люди, не довезете ли мою дочку до волжской пристани? — прозвучал кроткий старческий голосок.— На стройку едет дочка-то, в Жигули.
Трофим Васильевич помял в кулаке конец бороды, липкой от древесной смолы.
— Отчего ж не довезти — довезем,— пробасил он,— Наши бревна аккурат в Жигули пойдут.
— Ну, заскакивай, Алена, коли так. Люди, видать, хорошие, не забидят... Ну, целуй... Письма-то пиши!..Скрипнуло бревно: на плот заскочила рослая Жора, улыбаясь, пошел к ней навстречу, взял из рук чемодан и помог добраться до костра,
— Вот тут и присаживайтесь, грейтесь,— проговорил он, придвигая чурку, внимательно щурясь.
— Спасибо,— сказала девушка.
— Для такой приятной пассажирки, как вы, на все готов! — произнес Жора и тряхнул кудрями.— Эге, да вы в одной жакетке... Ефремка! - вдруг закричал он и подбоченился.-- Ефремка, брезент неси!
Ефрем встрепенулся.
