Прежде-то она только через мои рассказы ведала о подлы злодействах моря над моей мирной личностью; теперь же все наяву узрела, вот и обеспамятела.
Зато я, слава богу, в полном разуме пребывал, потому наторелый и тонкое обхождение могу иметь с шалопутным этим морей. Я, согласно своему мореходному опыту, стал приспосабливаться к обстановочке. Перво-наперво обошел я вдоль и поперек весь отколотый берег. Вижу: обернулся он уже островом, и порядочным! Значит, можно на нем очень даже привольно угнездиться и плыть в свое удовольствие.
Так оно, лада моя, и было. Меня, понимаешь, на волне качает, как в люльке, дождь сверху сыплет, а я шалашик связал, и нет мне страха. Прямо героем себя сознаю! Первостатейной геройской личностью.
Одначе к вечеру шибанул сильный сиверко, все море до донышка взбуравил. И начало меня кидать вверх, вниз, как на качелях. На душе, конечно, тошнехонько, и сердце обмирает, так и закатывается куда-то под живот. А темень сплошенная, непроглядная: хоть бы один огонечек! Только гривы волн белеют, и сдувает их, как клочья шерсти, на плавучую островину...
Иной бы тут со страха помер, а я столько всего натерпелся от этого разбойничьего моря, что вовсе даже сделался бесчувственный. Я взял да и заснул. посреди стихии. И снится мне сон шутейный, легкомысленный: бу
дто я, согласно просьбе своей старухи, взлетаю ясным соколом и спускаюсь жив-целехонек прямо в палисад у себя.
Вот скажешь, лада моя: приснится же старому хрычу такая несусветная чушь! Но ты дальше, дальше слушай...
Вдруг как громыхнет у моих ушей, аж перепонки лопнули, да как выкинет меня из шалаша нечистая сила, я и проснулся зараз, пялю глаза вверх. Солнышко уже светит, небо ясное: откуда бы, кажись, грому взяться?.. Тогда я по сторонам начинаю зыркать. И что ж это я узрел-то! Вкруг моего острова пасется несчетное множество великих и малых островов; не то и просто торфяные комья сбились, как тебе овцы. А вдали-то над этим плавучим стадом вскинулась бетонная гора, и от нее на обе стороны крутобокая насыпь расходится, то есть плотина. Хотя тогда, спросонья-то, я, само собой, не понял, куда это меня судьба-стихия забросила: сижу, разинув рот, озираюсь, да и оглох я, надобно сказать, вчистую.
