|
Сидим мы, будто статуи бессловесные, только глаза таращим на такое шутовство природы. А остров-то еще малость помаячил, подразнил нас да и скрылся, как пароходик, за горизонтом — только его и видели!
Тут на самом, можно сказать, интригующем месте «Хочешь — верь, хочешь — пет» безжалостно обрывал свое затейное повествование, долго молчал да с плутовской усмешкой поглядывал па слушателей,  кажется, сейчас же вцепиться в рассказчика и всю душу из него повытрясти, лишь бы только выведать тайну беглого острова. Но «Хочешь — верь, хочешь — пет» стоически выдерживал бурный натиск распаленных слушателей. Если прежде он не давал им даже словечка вставить, то теперь он не спешил выговориться, словно цену себе как рассказчику набивал своим упорным, плутовским молчанием,— был, одним словом, себе на уме. Он даже наслаждался: сладко жмурил свои глазки, покрякивал довольный, когда его обвиняли в домысле, просто-напросто во вранье. И лишь вполне насладившись потрясенным видом слушателей, «Хочешь — верь, хочешь — нет» продолжал рассказ.
— Вот зачался у нас шторм, и бушевал он день и ночь напролет. И хоть крут бережок да высок теремок, а волна разбойничья, хочешь — верь, хочешь — нет, на крышу, как зверюга какая, забрасывалась да сквозь трубу хлестала, окаянная. Пал Антоныч — тот всю ночь глаз не сомкнул, даже вещицы своп собрал на случай бегства, потому что изба так тряслась, будто ее, старуху, лихорадило; не то и натурально могла вниз сползти при подмыве-то.
Но к утречку распогодилось, и море стало ясней ясного — как глазок девичий приветный. Ну, мы с Пал Антонычем, конечно, возрадовались такому затишью. Сей же миг заскочили в лодку и поехали рыбалить. Да все норовили подале от берега отвалить. Потому у берега, лада моя, вода грязней помоев: тут рыбе не передохнуть. Так мы, значит, и гоним на чистоводье. Думали, так лучше будет, ан тут и беда бедовая припожаловала...
Хочешь — верь, хочешь — нет, а вдруг забили вокруг нашей лодки огромадные пузыри, и каждый — с голову коровью. Так и кипит вода иод лодкой. Словно это тебе водяной, резвясь, щелчки дает но днищу.
|
