Любопытство, холод, а главное, пожалуй, потаенное желание проститься с рейдом позвало сплавщика Рябцева па огонек.
У костра сидели двое: знакомый сторож Емельяныч и его брат, лысковский житель. Но за братьев их было трудно признать. Емельяныч был усохший, как старая доска, человек с изжеванными губами, морщинистый, весь какой-то растрескавшийся, так что казалось—его насквозь продувает ветер; зато брат в избытке получил от природы все: здоровье, округлость щек и плеч, плотную осанку, хотя годами едва ли уступал Емельянычу.
Рябцев поздоровался, присел на свой фанерный чемодан.
— А-а, Автомобиль, — протянул сторож. — Что, рассчитался?
— Вчистую рассчитался, дяденька Емельяныч.
— Куда ж думаешь податься?
— В Лысково, куда ж еще!
Помолчали, глядя с прищуркой на огонь, на его крылатую пляску, словно хотел он взвиться с ветром.
— Да-а, — опять протянул сторож, — затухает наше дело. Расходится народ кто куда. А ведь три тысячи будет, и всем-то надо пристроиться. Ах ты, елка-стружка!
Врат веско заметил:
— Одно пустое беспокойство. Лысково всех пристроит, обогреет, потому нынче мы промышленность развиваем. Электротехническую, во!
Он поднял большой палец, и все его толстое гладкое лицо вдруг залоснилось самодовольством. А у Емельяныча, когда он глянул на палец, лицо перекосило.
— Ну, ваше Лысково спокон веку куражилось! — прохрипел он. — Недаром его разжиревшим кулаком звали. Его всегда Волга миловала, а нам она х
уже злой мачехи. Как ярмарка у нас сгорела, так и пошел разор... А теперь— новая беда! Еще, кажись, недавно миллион кубометров леса заготовляли, а нынче до ста тысяч план урезали... Так, что ли, Автомобиль?
— Так, так, дяденька Емельяныч, — смиренно подтвердил Рябцев и понурился. — На местные, областные нужды так только и хватает леса...
— Ах ты, елка-стружка! — выкрикнул сторож, сморщив лицо, весь как-то втягиваясь в огромный тулуп, точно вконец стал усыхать.
— Ага, заплакали! — безжалостно заговорил лысковец. — А кто виноват? Сами извели керженские леса, всю, почитай, деловую древесину выскребли. Один молкотоварник гоните в плотах. Верно, парень?
— Э, да что говорить! — отмахнулся Рябцев.
